Изучение словарного состава русского языка вообще и лексики его неформальных вариантов в частности в последнее десятилетие ХХ века получило беспрецедентный импульс. В связи изданием многочисленных старых и новых словарей жаргонов стал доступен новый пласт лексического материала. Нельзя не согласиться с тем, что "общие закономерности, периодизация, тенденции функционирования и стратификация русской сниженной лексики (т.е. арго, жаргона, сленга и мата) уже достаточно всесторонне изучены, прежде всего социолингвистами" [Мокиенко, Никитина 2000: 5]. Однако практически все исследователи отмечают, что опубликованные в последнее время источники дают разнородный и разнокачественный материал. Практическая лексикография, лексикология, в частности изучение жаргонной и разговорной лексики в историческом аспекте, широкий круг исследований от этимологических до прикладных (в области конкретной социологии, криминологии и т.д.) не может не опираться на этот материал. Таким образом, расширение источниковедческой базы для изучения русской сниженной лексики как никогда остро ставит проблему критики источников, их комплексного источниковедческого и текстологического анализа с целью всесторонней верификации данных. В русской лексикографии источниковедческий анализ, пусть и базировавшийся на интуитивно выработанных подходах, традиционно предшествовал составлению словаря. Характеристика собственной словарной коллекции до лексикографической обработки как "склада товара сомнительной доброты" принадлежит Владимиру Ивановичу Далю, в другом месте он писал: "Все словари наши преисполнены самых грубых ошибок, нередко основанных на недомолвках, описках, опечатках, и в этом виде они плодятся и множатся" [Даль-I: XVI, XXXIV]. Если даже составление авторского словаря одним автором, в значительной степени опиравшимся на собственные наблюдения над живой речью, выводило на проблему критики и отбора лексического материала, то что говорить о современной ситуации, когда в составлении сводного словаря реально участвует обширная неформальная общность людей (творчески настроенные носители жаргона, которые выступают не только как информанты, но и активно вмешиваются в сам процесс фиксации, предлагают свои этимологические и семасиологические комментарии; энтузиасты из числа студентов и аспирантов, помогающие своим научным руководителям на стадии рутинных технических операций; штатные сотрудники лексикографических коллективов). Поскольку объект описаний не "какой-нибудь санскрит", а живое слово, среди участников этого процесса не может быть отстраненных наблюдателей, каждый из них влияет на конечный результат своей позицией, сознательно или бессознательно внося коррективы на основе своего частного опыта, вкусов и пристрастий, не всегда ясно сформулированных представлений.
Все более заметна роль электронных носителей информации и автоматических средств распознавания текстов. У них нет своей позиции, но их влияние тоже оставляет специфические следы, не всегда устраняемые в окончательном тексте словаря.
Всё это делает задачу источниковедческой критики, текстологического анализа и комплексной верификации лексикографических источников необходимой составной частью любого их корректного использования. Мой интерес лежит по преимуществу в области исторической лексикологии и этимологии, однако я надеюсь, что конкретные результаты и общие подходы, выработанные и продемонстрированные в применении к источникам для изучения сниженной лексики и, шире, лексического состава неформальных вариантов русского языка, могут найти применение и в более широком круге гуманитарных исследований.
1. АДАПТАЦИЯ УСТНЫХ ЗАИМСТВОВАНИЙ
Народная этимология и паронимическая аттракция при адаптации устных заимствований в лексическом составе неформальных вариантов русского языка и, в частности, сниженной лексики играют исключительную роль. В процессе устных контактов в русский язык в основном заимствуются слова из других языков народов России. Качественное отличие от хорошо изученного процесса обогащения словаря литературного языка письменным путем состоит в том, что при устных контактах условия для заимствования существуют на неопределенно большой территории и постоянно (всегда и везде Х может спросить Y-а: "А как по-вашему здравствуй?"). Кроме того, процесс адаптации часто проходит в двуязычной среде носителей данного языка, а в жаргон и просторечие спорадически выплескиваются его готовые результаты, вполне приемлемые с точки зрения русской фонетики, грамматики и словообразования. Больше шансов закрепиться в русском языке вне двуязычного коллектива имеют те заимствования, которые мнемонически поддержаны паронимией с русским словам, так или иначе подкрепляемой "семантически" на базе свободных ассоциаций. Эти слова в порядке народной этимологии оказываются более или менее удачно "привиты" к гнезду якобы однокоренных русских слов.
Не только теоретический интерес представляет решение вопроса о границах заимствующего языка в ситуации двуязычия. Не только в отечественной лингвистике далека от завершения концепция "этнолекта". Решение этих вопросов невозможно без предварительного анализа обширного конкретного материала.
Возможно вы искали - Курсовая работа: Заметки по русскому словообразованию
Ниже предпринимается попытка реконструировать некоторые особенности процесса устного заимствования в основном на примере цыганского материала по незначительным данным, отраженным в словарях русского жаргона. Оба лингвистических объекта (и диалекты цыганского языка и варианты русского жаргона) описаны фрагментарно. Следы их взаимодействия требуют самого осторожного анализа, а выводы остаются в статусе гипотез.
Цыганское балавaс 'сало, свинина' в русском жаргоне
При усвоении цыганизмов русскими арго нередко наблюдается их фонетическая трансформация по произвольным образцам. При этом образцом обычно служит пароним из общенародного русского словаря. Такие трансформации всё более отдаляют арготизм от исходного вида, и после очередной фонетической перестройки отрыв становится настолько значительным, что доказать цыганское происхождение слова уже становится невозможно. Думается, этот механизм адаптации заимствований, обнаруживаемый не в процессе, а лишь по результатам своего действия в арготическом материале, интересен уже потому, что весьма характерен и для многих других функциональных разновидностей языка, реализующихся преимущественно в устной форме.
Ограничимся арготизмами, производными от цыганского (северно-русский диалект балтийской диалектной группы) балавaс м. 'сало, ветчина' [ЦРС 1938: 11]. Ближе всего к исходной форме воровское балавaс 'свинья, свинина' [Потапов 1927: 10] (стоит не по алфавиту - возможно, в рукописи было *балэвас, что также фонетически приемлемо), а также "масовское" балавaс 'мясо' [Бондалетов 1987б: 77]. Расширение значения в двух арго пошло разными путями, что позволяет предположить независимые контакты. Варианты балабав (опечатка, вместо *балабас), балавaс и балалас, а также балясина (колбаса) рассматривались как цыганизмы А.П.Баранниковым [Баранников 1931: 156]. Кстати, написание балалас [Грачев 1991: 23] мы не рассматриваем. Оно появилось впервые в статье Баранникова [Там же] на основе и вместо документированного Потаповым баллалас и баллас [Потапов 1927: 10]. "Масовский" арготизм и угол. балбес, баланс и др. (см. ниже) в эту группу пока никем не включался. Варианты балбес, баланс как относительно новые явления очень важны для подтверждения актуальности арготизма в течение всего ХХ в. На его весьма широкое (для цыганизма) распространение указывает ряд источников, но при этом он отсутствует у такого внимательного наблюдателя, как Росси, что может указывать на неоднократное локальное заимствование.
Рассмотрим доступный нам материал.
Похожий материал - Шпаргалка: Бретонский язык для начинающих
Балабас 'сало' [Потапов 1927: 10]; 'сало, колбаса' [Москва 1952] = [СРВС 1983-IV: 23]; [Киев 1964]=[СРВС 1983-IV: 70]; 'жиры (сало, масло, колбаса)' [Рига 1967]=[СРВС 1983-IV: 100]; бацилла, балабас, балясино 'то же' [Воривода 1971]=[СРВС 1983-IV: 131]; '1)свиное сало; 2)шпик; 3)колбаса' [Бронников 1990: 1]; балабaс 'сало, шпиг, колбаса' [TCУЖ: 15]; 'сало' [Грачев 1991: 23] (с ошибочной ссылкой на [Дмитриев 1931]); 'то же' [Cнегов 1991: 214]; '1.Мясо, сало, колбаса, жир. 2.Cахар' [ББИ: 22]. Вариант балабас, возникший в результате межслоговой дистантной ассимиляции, фиксировался чаще, чем исходное балавaс . Толкования отражают постепенную экспансию арготической номинации на все виды мясной пищи и далее - масла, сахара. Т.е. на все высококалорийные виды пищи, дефицитные в условиях лагерного общепита. Одну из причин заимствования можно усматривать в том, что номинация сало в тюремно-лагерной субкультуре, судя по некоторым источникам, может табуироваться вследствие сближения по созвучию с "... сосало" [Русский мат 1994: 225, прим. 2].
Баллалас, баллас 'сало' [Потапов 1927: 10]. Весьма любопытные варианты. В первом своеобразно отражено различие между слогами лла (=ла) и ва (=ла) исходного цыг. балавас. Во втором - произношение со стяжением, причем неслоговой [ъ] вполне мог быть воспринят как удлинение [л]: [балъ'aс].
Слово балагас в доступных нам словарях фиксировалось поначалу как пароним слова балабас: А.Г.Бронников дает балагас 'сахар', но балабас 'сало' и проч. [Бронников 1990: 1], вероятно, по пермским материалам. Позднее та же семантическая дифференциация прослеживается в: [ТСУЖ: 15]; [Дубягин, Теплицкий 1993: 57, 159]. В ряде иных источников - без дифференциации: '1.Мясо, сало, колбаса, жир. 2.Cахар' [ББИ: 22]; балагaс 'масло, колбаса, сало' [Мильяненков 1992: 81]. Мы не рискуем проводить прямые параллели с вариативностью другого арготизма цыганского происхождения: явро - егро 'яйцо'. В данной трансформации могло сыграть известную роль сближение цыг. балавaс с северно-русским диалектным бoлого 'хорошо',.. [СРНГ-3: 76]. Во всяком случае, дистанция между *бологос[т]ь и балагас с точки зрения арго оказывается не столь значительной, о чем косвенно свидетельствует и следующий вариант:
Балапас 'свиное сало' [Воривода 1971]=[СРВС 1983-IV: 161]. Если это не опечатка вместо балагас или вместо ранее фиксируемого ба(л)лалас (их нет в данном источнике), то это действительно особый вариант произношения арготизма балабас.
Болобос 'колбаса' [Щербакова, Бруева 1994: 40]. Этот вариант интересен тем, что ранее в словарях не фиксировался. Если это не опечатка, каких немало в источнике, то сужение семантики и формальное изменение (не исключено, что под влиянием колобок или колбаса) указывают на присутствие слова в отдельном локальном арго.
Очень интересно - Дипломная работа: Введение в грамматическое учение о слове
Балясина 'колбаса' [Потапов 1927: 10]; баланс, балясина 'сало, колбаса' [Cлова... 1950]=[СРВС 1983-IV: 7]; балабас, балясина 'то же' [Москва 1952]=[СРВС 1983-IV: 23]; [Киев 1964]=[СРВС 1983-IV: 70]; '1)жиры; 2)колбаса; 3)сало' [Бронников 1990: 2]; 'жиры, колбаса, масло, сало' [TCУЖ: 16]; 'колбаса' [Грачев 1991: 24] (с ошибочной отсылкой к [Дмитриев 1931] вместо: [Баранников 1931: 156]); '1.Мясо, сало, колбаса, жир. 2.Cахар' [ББИ: 22]. От цыг. балавaс м. 'сало, ветчина' [ЦРС 1938: 11], ср.: [Баранников 1931: 156]. По нашему мнению, следует учесть также цыг. балычё м. 'боров' [Там же], и цыг. (кэлдэрарский диалект влашской группы) балишё м. 'поросёнок' или др. подобные диалектные формы, от которых в условиях русско-цыганского "пиджина" при помощи русского форманта -ин(а) в увеличительном значении (или без него прямо от кэлд. балишянo мас 'поросятина') могло быть образовано промежуточное *балычи'на, *балищи'на, фонетически весьма близкое к балясина. На это как будто может указывать вариант баля'чина [Щербакова, Бруева 1994: 33]. Однако ценность этой единственной фиксации снижается тем, что в источнике довольно много спорных написаний, напр.: аросангел = архангел. Учитывая, что "с" и "ч" на клавиатуре расположены рядом, мы не можем исключать вероятную опечатку. На вероятность сближения цыг. балишяно с балясина в порядке народной этимологии указывает значение 'сало'. Но и независимая метафора по сходству формы (продолговатость, округлость) балясины и колбасы не может быть полностью исключена. Первый источник дает только значение 'колбаса' [Потапов 1927: 10], и за ним: [Баранников 1931: 156], [Грачев 1991: 24]; а также в качестве отдельного значения: '2)колбаса' [Бронников 1990: 2]. Однако следующий вариант добавляет аргументы в пользу цыганского происхождения:
Балясино: бацилла, балабас, балясино 'жиры (сало, масло, колбаса)' [Воривода 1971]=[СРВС 1983-IV: 131]; '1)жиры; 2)колбаса; 3)сало' [Бронников 1990: 2]. Если это не графический вариант слова балясина (опечатка), то он может указывать на произношение с ударным -о, сохраняющимся по образцу цыг. кэлд. балишянo мас 'поросятина', далее отстоит фонетически, но акцентологически сходно и цыг. сев.-рус. баласорo м. 'сальце, ветчинка' [ЦРС 1938: 11] (в результате стяжения от *балавaс-ор-о), балычянo 'свиной', однако последнее, будь оно воспринято арго, судя по тому, что мы знаем о народной этимологии в арго, дало бы цепочку сближений с балык. Смешение свистящих и шипящих в цыганских диалектах слабо изучено. Из моих случайных наблюдений приведу яв бэсты 'сядь', букв. 'будь сидящая' вместо распространенного бэшты, besty, besti.
Балбес '3.Мясо, сало, колбаса, жир; сахар' [ББИ: 22, 23]. Сближение с общеупотр. балбес в порядке народной этимологии, вероятно, варианта балабас.
Баланс 'сало, колбаса' [Cлова... 1950]=[СРВС 1983-IV: 7]. От цыг. балавaс м. 'сало, ветчина' [ЦРС 1938: 11] в результате сближения с общеупотр. баланс в порядке народной этимологии. Возможно, через вариант со стяжением баллас.
Рассмотренные выше варианты цыганизма балавaс выстраиваются в следующие ряды (сомнительные варианты отмечены знаком "?" перед ними):
Вам будет интересно - Реферат: Языкознание и этногенез славян
1. балавaс - (ассимиляция) -> балабас - (нар. этим.) -> балбес;
1а. балавaс - (под влиянием диал. болого?) -> балагас;
1б. балавaс - (под влиянием колобок или колбаса?) -> ?болобос;
2. балавaс - (стяжение) -> баллас - (нар. этим.) -> баланс;
3. балавaс > балищянo - (нар. этим.) -> балясино, балясина.
Похожий материал - Реферат: Солдатский быт и солдатское арго
4. балавaс > балычянo - (нар. этим.) -> ?балячина.
Известная фрагментарность данных, приводимых словарями, не позволяет обосновать или отвергнуть происхождение от балавaс арготизма бася'тник сало [TCУЖ: 18], хотя не исключено, что балавас после ряда стяжений и псевдо-агентивной суффиксации -ят-ник закрепилось по ассоциации связи с босой, босяк.
Еще более гипотетична связь с широко известным арготизмом бацuлла, хотя симптоматично, что последнее толкуется "то же, что балабас" [ББИ: 25] и мн. др. источники. С одной стороны, несмотря на синонимию, связь оказывается формально недоказуемой. Судя по результатам уже рассмотренных трансформаций, можно лишь предполагать, что и здесь имели место народно-этимологические перестройки. Сугубо гипотетически рисуется следующая схема: потенциальное цыг. уменьшительное *балыцo (от балo м. 'боров, свинья' [ЦРС 1938: 11]), быть может, переосмысленное по аналогии с сальцо, после метатезы (*бацыло), было сближено и формально идентифицировано с бациллой. Метатезы встречаются в цыганских диалектах, как и в русском арго, но это особая тема. Ср., напр., историю слова лашла ниже.
Примеры преображения других слов в порядке народной этимологии позволяют строить такие версии. Ведь и здесь "прозрачная" производность от медицинского термина бацилла - не что иное, как народная этимология, мифологичная по сути и весьма спорная с семантической стороны. Например: "Предание гласит, что еще в 30-ые гг., зэкам, жалующимся на отсутствие жиров в питании, начальство разъясняло, что "в жирах вредные бациллы"" [Росси-I: 26].