Содержание
Введение
1. Роль заглавия в произведении
2. Смысл названия поэмы «Мертвые души»
Заключение
Возможно вы искали - Реферат: Пословицы и поговорки
Список литературы
Введение
Заглавие в течение последних десятилетий привлекает серьезное внимание исследований. Особый интерес к нему объясняется и уникальным положением заголовка в тексте, и многообразием его функций. Заголовок аккумулирует в себе смысл, стилистику и поэтику произведения, выступает смысловым сгустком текста и может рассматриваться как своеобразный ключ к его пониманию. Выделенный графически, он интерпретируется читателем как наиболее заметная его часть. В лингвистическом плане заголовок является первичным средством номинации, в семиотическом плане - первым знаком темы.
Специфика заголовка заключается в том, что он является посредником между озаглавливаемым текстом и читателем (его эмоционально-ценностной сферой, опытом и объёмом его знаний). Заголовок программирует сеть ассоциаций у читателя, оказывая влияние на возникновение и усиление читательского интереса, либо гасит этот интерес. «Сеть ассоциаций, формируемая заголовком, - это вся информация, заложенная в него автором в рамках филолого-исторической традиции и отраженная в восприятии читателя в соответствии с имеющимся у него собственным культурным опытом»[1]
Чтобы сделать заголовок более выразительным, впечатляющим, привлечь к нему внимание, писатели и публицисты часто используют экспрессивные изобразительные средства языка: антонимы, фразеологизмы, крылатые выражения и т.д., соединение слов разных стилей или семантических полей.
Похожий материал - Реферат: Система епічних жанрів
В своей работе я решила рассмотреть роль заглавия в поэме Гоголя «Мертвые души».Название поэмы, такое эффектное и загадочное, дает почву для размышлений о смысле, который скрыт в нем.
Роль заглавия в произведении
Заглавие — определение содержания литературного произведения, помещаемое обычно впереди последнего. Наличность заглавия для произведения не всегда обязательна; в лирической поэзии например, они часто отсутствуют («Брожу ли я вдоль улиц шумных» Пушкина, «Когда волнуется желтеющая нива» Лермонтова, «Lorelei» Гейне и др.). Это объясняется экспрессивной функцией заглавия, которое обычно выражает тематическую сущность произведения. В лирике — наиболее экспрессивно и эмоционально насыщенном роде поэзии — в заглавии просто не ощущается необходимости — «свойство лирических произведений, содержание которых неуловимо для определения, как музыкальное ощущение».[2] Искусство заглавия имеет свои социально-экономические предпосылки. Первоначальная функция заглавия в рукописном тексте — дать короткое и удобное для ссылки обозначение произведения и в кодексе, содержащем ряд произведений, отделить одно из них от другого. Отсюда малая значимость заглавия в композиции текста, незначительная их графическая выделенность и часто не связанный с тематикой произведения условный характер заглавия по числу глав или стихов, по характеру метра, особенно принятые на Востоке — «32 (рассказа о) монахах», «100 (строф о) любви», заглавия по месту расположения текста — «Метафизика» Аристотеля, и т. п.). Оценочный характер заглавия не выступает особенно ярко, хотя уже средние века знают превращение «Осла» в «Золотого осла» и «Комедии» в «Божественную комедию». Изобретение книгопечатания, создав возможности больших тиражей, повело к необходимости рекламировать книгу. К этому нужно прибавить анонимность книги — явление чрезвычайно частое в литературе XV—XVII вв. То и другое обстоятельство сыграло большую роль в истории заглавия, которому пришлось говорить и за автора, и за книгоиздателя. Зачастую книга содержит в себе обращение к читателю, чтобы он купил ее, заглавия должны были выполнять непосредственно рекламные функции.
Затем, утратив в значительной степени рекламно-оценочный характер, заглавия в новой и новейшей литературе приобретает часто композиционное значение, заменяя обрамление, мотивирующее характер сказа, выбор тематики и т. п. («Рассказ следователя», «Записки врача»). В новой литературе так. обр. заглавия — композиционный прием, обусловленный тематикой произведения. Поскольку эта последняя сама обусловлена закрепленной в произведении социальной психоидеологией, заглавие становится детерминированным компонентом стиля. На примерах творчества писателя, отдельных жанров и направлений мы без труда в этом убеждаемся. Так, бульварные романисты, вроде Монтепена или Понсон дю Террайля заинтриговывают мещанского читателя всевозможными «тайнами», «ужасами», «убийствами», «преступлениями» и пр. Авторы памфлетов придают их заглавиям экспрессивность и ораторскую насыщенность («J’accuse!» Зола, «Napoleon le petit» Гюго, «Долой социал-демократов» Браке и др.). Русские тенденциозные беллетристы 60—80-х гг. подбирают для своих романов аллегорические заглавия, в которых клеймилась преступная сущность нигилистического движения: «Марево» Клюшникова, «Некуда» и «На ножах» Лескова, «Обрыв» Гончарова, «Взбаламученное море» Писемского, «Кровавый пуф» Крестовского, «Бездна» Маркевича и т. п. Морализирующие драмы Островского содержат соответствующие заглавия типа народных пословиц, острие к-рых направлено против самодурства патриархального купечества: «Правда хорошо, а счастье лучше», «Не так живи, как хочется», «Не в свои сани не садись», «Не все коту масленица» и т. д. З. раннего футуризма стремятся «эпатировать буржуа» («Дохлая луна», «Облако в штанах»); З. декадентов конца XIX — начала XX вв. отражают стремление уйти в недоступную для непосвященных, для profanum vulgus, башню слоновой кости непонятностью языка: «Urbi et orbi», «Стефанос», «Crurifragia» и т. д. Так, заглавия пролетарской литературы формулируют собой задания, характерные для эпохи индустриализации страны — «Цемент» Гладкова, «Доменная печь» Ляшко, «Лесозавод» Караваевой. Во всех этих случаях заглавия представляют собой тематический сгусток произведений, четкую формулировку их социальной направленности.
Эта роль заглавия вызывает к ним усиленное внимание. Авторы совещаются с друзьями, редакторами, издателями, как лучше назвать свое произведение (Гёте, Мопассан, Тургенев, Достоевский, Блок). Придумав удачное заглавия, заботятся о сохранении его в тайне (Флобер, Гончаров), изменяют заглавия после напечатания произведения в журнале при отдельных изданиях, в собраниях сочинений и т. д. Редактора и издатели произвольно озаглавливают произведения («Божественная комедия» Данте, «Борис Годунов» Пушкина, «Севастопольские рассказы» Л. Толстого, «Маленький герой» Достоевского). Но особенно значительна здесь роль цензуры. Стихотворение Пушкина «Андре Шенье в темнице» оказалось без «темницы», «История Пугачева» превратилась в «Историю пугачевского бунта», «Послание к цензору» в послание к «Аристарху», «Мертвые души» Гоголя в Москве были запрещены, в Петербурге прошли только благодаря особой протекции, но с прибавлением «Похождения Чичикова»; в посмертном издании (1853) заглавие «Мертвые души» было выкинуто. «Утро чиновника» Гоголя оказалось «Утром делового человека», «Декабристки» Некрасова превратились в «Русских женщин» и т. п.
Очень интересно - Курсовая работа: Система мифопоэтических символов в романе М. Осоргина "Сивцев Вражек"
Название - это первое, с чем читатель встретится, взяв в руки книгу или посмотрев на содержание журнала. Это первая информация о произведении, которая должна читателя заинтересовать или хотя бы дать ему представление о нем. Информация может быть, естественно, лишь контурной, общей, но она может также дать совершенно конкретное представление о содержании, как и представление ложное, вводящее в заблуждение. Заглавие - это может быть уже сгущенная книга, книга - это может быть развернутое заглавие. Как пишет С. Кржижановский: "Заглавие - книга ин рестрикто, книга - заглавие ин экстенсо".[3]
Емкое и выразительное заглавие не только ведет к возбуждению интереса у читателя, но оно играет значительную роль и в процессе закрепления названия книги в памяти читателя, или даже целых поколений читателей. Кто такой Обломов или Онегин знает часто даже тот, кто книгу вовсе не читал, т. е. имя из заглавия стало нарицательным (не только, однако, благодаря заглавию, но и типу героя).
Название - это один из важнейших элементов смысловой и эстетической организации художественного текста, поэтому выбор заглавия произведения - одна из труднейших задач автора. На его выбор могут влиять различные обстоятельства, связанные с личной и общественной жизнью, а так же многочисленные "посредники" между писателем и читателем: редакторы, издатели, цензоры. От удачно выбранного заглавия, во многом зависит судьба книги.
Смысл названия поэмы «Мертвые души»
Название «Мертвые души» столь многозначно, что породило тьму читательских догадок, научных споров и специальных исследований.
Вам будет интересно - Реферат: Феодосій Печерський - фундатор православної церковної ідеології
Словосочетание «мертвые души» звучало в 1840-х годах странно, казалось непонятным. Ф. И. Буслаев рассказал в своих воспоминаниях, что, когда он «в первый раз услышал загадочное название книги, то сначала вообразил себе, что это какой-нибудь фантастический роман или повесть вроде «Вия».[4] Действительно, название было необычно: душа человека считалась бессмертной, и вдруг мертвые души!
«Мертвые души», - писал А. И. Герцен, - это заглавие носит в себе что-то наводящее ужас».[5] Впечатление от названия усиливалось тем, что само это выражение не употреблялось до Гоголя в литературе и вообще было мало известно. Даже знатоки русского языка, например профессор Московского университета М. П. Погодин, не знали его. Он с негодованием писал Гоголю: «Мертвых душ в русском языке нет. Есть души ревизские, приписанные, убылые, прибылые».[6] Погодин, собиратель старинных рукописей, знаток исторических документов и русского языка, писал Гоголю с полным знанием дела. Действительно, это выражение не встречалось ни в правительственных актах, ни в законах и других официальных документах, ни в научной, справочной, мемуарной, художественной литературе. М. И. Михельсон во много раз переиздававшемся в конце XIX века собрании крылатых выражений русского языка приводит словосочетание «мертвые души» и делает ссылку только на поэму Гоголя! Других примеров Михельсон не нашел в громадном литературном и словарном материале, просмотренном им.
Каковы бы ни были истоки, основные смыслы названия можно найти только в самой поэме; здесь и вообще каждое общеизвестное слово приобретает свой, чисто гоголевский оттенок.
Есть прямой и очевидный смысл названия, вытекающий из истории самого произведения. Сюжет «Мертвых душ», как и сюжет «Ревизора», дал ему, по признанию Гоголя, Пушкин: он рассказал историю о том, как хитрый делец скупал у помещиков мертвые души, т. е. умерших крестьян. Дело в том, что с Петровского времени в России каждые 12 - 18 лет проводились ревизии (проверки) численности крепостных крестьян, поскольку за крестьянина мужского пола помещик обязан был платить правительству «подушную» подать. По итогам ревизии составлялись «ревизские сказки» (списки). Если в период от ревизии до ревизии крестьянин умирал, в списках он все равно числился и за него помещик платил подать - до составления новых списков.
Вот этих-то умерших, но числящихся живыми пройдоха-делец и задумал скупить по дешевке. Какая же тут была выгода? Оказывается, крестьян можно было заложить в Опекунском совете, т. е. получить за каждую «мертвую душу» деньги.
Похожий материал - Курсовая работа: Криза ідентичності особи в драмі М. Куліша "Мина Мазайло"
Самая высокая цена, которую пришлось уплатить Чичикову за «мертвую душу» Собакевичу, - два с полтиной. А в Опекунском совете он мог получить за каждую «душу» 200 рублей, т. е. в 80 раз больше.
Затея Чичикова обычна и фантастична одновременно. Обычна потому, что покупка крестьян была повседневным делом, а фантастична, поскольку продаются и покупаются те, от кого, по словам Чичикова, «остался лишь один неосязаемый чувствами звук».
Никто не возмущен этой сделкой, наиболее недоверчивые лишь слегка удивлены. В реальной действительности человек становится товаром, где бумага подменяет людей.
Итак, первый, наиболее очевидный смысл названия: «мертвая душа» - это умерший, но существующий в бумажном, бюрократическом «обличье» крестьянин, ставший предметом спекуляции. Часть из этих «душ» имеет в поэме свои имена, характеры, о них рассказываются разные истории, так что они, если даже и сообщается, как приключилась с ними смерть, оживают на наших глазах и выглядят, пожалуй, живее иных «действующих лиц».