Штаерман Е.М.
Как уже неоднократно отмечалось различными исследователями, для провинций Северной Африки особенно характерно многообразие типов хозяйств, непосредственно связанных с типами землевладения. Правда, подобная многоукладность наблюдается и в других областях империи, но, во всяком случае, для западных провинций оно наиболее полно прослеживается именно в Африке.
Для изучения роли рабства и его соотношения с иными формами эксплуатации мы не имеем достаточно данных по каждой из африканских провинций в отдельности. Можно говорить лишь предположительно о преобладании в той или иной области Северной Африки того или иного типа хозяйства. Хотя, конечно, грани здесь условны – на практике существовали различные и гибридные формы, допустимо выделить четыре таких основных типа и четыре соответствующих им типа земельной собственности:
1) территории городов римского статуса, в которых, согласно обычному правилу, земля делилась на общественную, принадлежавшую городу, и на участки, находившиеся в частной собственности граждан из числа поселенных там колонистов (ветеранов или переселенцев из Рима и Италии) и получивших городское гражданство туземцев. Также виллы различных размеров были наиболее распространены там, где особенно интенсивной была урбанизация: в прибрежной полосе и частично в тех районах Проконсульской Африки (и в меньшей степени Нумидии), где издавна существовали местные города, получавшие со временем статус колоний и муниципиев;
2) экэимированные сальтусы императоров и частных собственников, находившиеся по большей части в глубинных и пограничных областях и особенно многочисленные на юге Нумидии и в Мавретании, но занимавшие немалые территории и в Проконсульской Африке;
Возможно вы искали - Реферат: Положение рудокопов в римских рудниках на территории провинции Далмации
3) территории племен, разбросанные по всем провинциям;
4) мелкие земельные владения более или мнее романизованных крестьян, живших селами, также весьма многочисленными во всей Северной Африке.
Колонизация Африки1 началась с размещения там ветеранов и сторонников Мария, продолжалась при Цезаре и Августе; наиболее интенсивной она стала в правление Антонинов и Северов. С самого начала колонии и муниципии основывались главным образом на побережье, на пересечении главных путей сообщения, в стратегически важных пунктах, в центрах наиболее плодородных районов, особенно пригодных для зерновых культур. Зерно долго было главным предметом африканского экспорта, но и тогда, когда во II в. к нему прибавляется оливковое масло, зерновые не только не утрачивают своего значения, но, напротив, возделываются в столь широком масштабе, что с середины II по середину III в. Африка становится главной житницей Рима, оттеснив на задний план Египет.
Мы не имеем надежных данных о размерах имений на городских территориях. Хейвуд, обработав многочисленные надписи, содержащие упоминания о summa honoraria магистратов городов и пожертвованиях граждан на городские нужды, показал, что суммы эти, пропорциональные состоянию плательщиков и значению города, были очень различны и что в конце II–начале III в. количество менее значительных взносов растет гораздо быстрее, чем количество крупных, т. е. мелких и средних собственников в это время становится больше, чем крупных2 . Об их преобладании можно заключить также исходя из той роли, которую в ряде африканских городов играли среди муниципальной верхушки ветераны и их сыновья. Видимо, обладание ветеранским наделом, соответствовавшим мелкой или средней вилле, давало возможность занимать муниципальные должности и войти в круг городской знати. Апулей говорит, что его отец, имевший состояние в 120 тыс. сестерциев, был городским магистратом и вообще почтенным лицом.
Показателен в этом смысле и ряд надписей (CIL, VIII, 5370, 17497; Buecheler, 1417, 1552; Gsell, 2195, 2207; АЕ, 1949, № 107), по характеру и времени близких к знаменитой надписи «жнеца из Мактариса» (CIL, VIII, 11824): как и последняя, они сделаны людьми, хвалившимися своими способностями и деловитостью, позволившими им подняться из низов, достичь высокого положения в городе, стать богатыми, вывести детей в люди. Вместе с тем среди городских землевладельцев были и крупные собственники, например жена Апулея Пудентилла, располагавшая состоянием около 4 млн. сестерций, так же как многие известные из надписей лица, жертвовавшие огромные суммы на городское строительство, раздачи, игры и т. п.
Похожий материал - Реферат: Черты кризиса рабского способа производства в сельском хозяйстве Италии в I в. н.э.
Можно, однако, полагать, что в период правления Антонинов и Северов складывается конъюнктура, благоприятная для роста числа небольших и средних городских вилл. Ряды их владельцев непрерывно пополнялись за счет семей ветеранов, «маленьких людей», сумевших скопить известное состояние, а также лиц, выделившихся из племенных общин, ставших землевладельцами, гражданами и магистратами городов. Такие племенные принцепсы, ундецимпримы, старейшины (seniores), одновременно занимавшие почетные должности в городах, известны нам из надписей. Аналогичный процесс выделения из туземных общин поссессоров и превращения местной знати в городских собственников шел, как известно, по всей империи.
К городским виллам тесно примыкали мелкие крестьянские хозяйства. На их широкое распространение указывает обилие найденных в сельских местностях надписей людей с римскими и местными именами, не занимавших никаких городских магистратур, т. е. не принадлежавших к сословию декурионов. Часто они занимали должности жрецов Сатурна, двух Церер, Плутона и других богов, что предполагало наличие некоторых средств, расходуемых на связанные с такой должностью затраты. Нередко сельские жители объединялись в союзы (cultores, religiosi) почитателей тех или иных богов, гениев села, а также в соседские организации, совместно принося дары богам или осуществляя какие-либо иные совместные мероприятия. Показательно, что сельские поселения, кастеллы, паги, были весьма многочисленны. Их постоянно упоминает Апулей, описывая странствия превращенного в осла Луция, они нередко фигурируют в надписях. Особенно характерна надпись, содержащая декрет какого-то наместника о повинностях жителей по содержанию и размещению на постой солдат. Ответственность за их выполнение возлагается на магистров сел (АЕ, 1929, № 61). Видимо, село было наиболее типичной административной единицей.
О том, какой способ обработки земли был самым обычным в крестьянских хозяйствах и на виллах, дает представление одно место из «Апологии» Апулея (17). По словам Апулея, выступавший его обвинителем Эмилиан лишь недавно разбогател благодаря смерти нескольких родственников, оставивших ему наследство. Раньше же он владел лишь маленьким полем, которое можно было за три дня вспахать на одном ослике. Апулей, презиравший Эмилиана за грубость и невежество, никогда не интересовался его делами и не знает, прибегает ли он при обработке земли к помощи соседей или использует труд рабов. Видимо, первая возможность относится к тому времени, когда Эмилиан был беден, вторая – к тому времени, когда он стал владельцем нескольких вилл. Возможно, распространенность в Африке культовых, а также соседских (например, CIL, VIII, 23398) организаций объясняется именно прочностью соседских связей, обусловленной взаимопомощью крестьян при обработке их участков, а может быть, и требовавших коллективных усилий работ по освоению новых земель и, главное, по сооружению и поддержанию необходимой в африканских условиях ирригационной системы. Из ряда надписей, сел, находившихся в основном на императорских землях, мы знаем о различных постройках, осуществлявшихся жившими в них колонами; известна и надпись о земляных работах, выполненных жителями кастелла для проведения воды (АЕ, 1946, № 61). В таких случаях работы проводились обычно по инициативе администрации. В селах свободных крестьян они могли осуществляться по инициативе самих сельчан, соответственно кооперировавшихся и для обработки своих участков. Никаких свидетельств об использовании ими труда рабов мы не имеем.
Рабский труд, судя по тому же свидетельству Апулея, был типичен для более крупных, чем крестьянские наделы, вилл.
Рабы, и, видимо, в довольно большом числе, были уже у римско-италийских колонистов Африки республиканской эпохи. Во время борьбы марианцев и сулланцев пропретор Фабий Адриан пытался захватить власть в Африке, набрав отряд рабов, за что их владельцы сожгли его вместе с его фамилией (Oros., V, 20, 3; 6; ср. Pseudo-Ascon., In Verr., II, 1, 70). Из истории африканской войны Цезаря известно, что в армии помпеянца Лабиена были, между прочим, набранные в Африке рабы и отпущенники (Bell. Afr., 19). Катон в Утике, где проживавшие там богатые римские дельцы поддерживали помпеянцев, вербовал в войско отпущенников и рабов (ibid., 34). Когда положение Утики стало безнадежным, Катон собрал сбежавшихся туда отовсюду помпеянцев и тех богатейших граждан, которые и раньше ему помогали нести военные расходы, и посоветовал им освободить рабов и позаботиться о защите города (ibid., 56). Рабы входили и в отряд Консидия, командовавшего гарнизоном Тиздры (ibid., 83). Поскольку, согласно общему правилу, цезарианцы не брали в свою армию лиц из несвободнорожденных сословий, мы ничего не слышим о рабах проживавших в Африке сторонников Цезаря (например марианских колонистов). Но можно полагать, что они, так же как и помпеянцы, использовали в своих имениях труд рабов, перенося на новое место привычные методы ведения хозяйства.
Очень интересно - Реферат: Древнейший общественный строй германцев
К сожалению, нам неизвестно, где применяли труд рабов помпеянцы (которые, в отличие от колонистов Мария, Цезаря, а затем Августа, были крупными собственниками) – в сельском хозяйстве или на каких-либо иных работах, а потому не можем сказать, существовало ли в то время в Африке крупное рабовладельческое плантационное хозяйство. Нет у нас данных и для того, чтобы судить о живучести соответствующих традиций Карфагена, тем более что, несмотря на многочисленные посвященные его истории исследования, хозяйственная организация пунийцев мало известна. Считается, что Карфаген был представителем классического рабовладельческого и притом именно плантационного способа производства, но по существу представление это базируется в основном на том факте, что римляне в период развития у них рабовладельческого хозяйства сочли нужным перевести Магона в качестве классического руководства. Однако не следует забывать и другое: современник Катона Плавт в прологе «Касины» специально объясняет, что карфагенские рабы, в отличие от римских, вступали в брак и браки рабов были там важным делом. Это позволяет усомниться в полной идентичности карфагенского и «классического», «римского» рабства. Кроме того, разрушение Карфагена, конфискация его земель, а затем интенсивная колонизация не могли не подорвать влияния существовавшей там организации производства, хотя в других отношениях пунийокое влияние оказывалось, как считают современные исследователи, очень стойким и длительным.
Наконец, если даже предположить, что в республиканскую эпоху в Африке возникали рабовладельческие латифундии, то их развитию был положен конец произведенными Нероном конфискациями крупнейших имений, превратившихся в императорские сальтусы, эксплуатация которых велась на совсем иной основе. Судьба рабства была здесь, видимо, связана в основном с хозяйствами муниципальных собственников.
Кроме свидетельства Апулея, об этом говорит и то обстоятельство, что в общем немногочисленные надписи рабов, о которых нельзя с уверенностью сказать, что они принадлежали крупным землевладельцам (о них речь пойдет далее), найдены именно в тех районах, где городов было больше всего. Ряд эпитафий рабов и рабынь, похороненных их родными и товарищами по рабству, найден в районе Гиппона (Gsell, 99–105); там же раб Сукцесс посвятил надпись «Благодетельным лесам» (ibid., 127). Между Каламой и Тагурой вилик Цезерния Сульпициана Оптат исполнил обет Гераклу (ibid., 982); в районе Тевесты раб Прокул принес дар Юпитеру за здоровье своего господина Ульпия Квинтиана (ibid., 3715), судя по имени, скорее всего, потомка ветерана или императорского отпущенника; там же два владельца соорудили надгробие своему рабу (ibid., 3755). В районе Бурунитанского сальтуса раб Песценниев Империон похоронил своего сына (CIL, VIII, 10577); около Типасы принадлежавший Гортензию Гауденцию раб с детьми поставил в честь господ надпись (ibid., 20873); в районе Маскулы вилик Адъект исполнил обет Сатурну за здоровье скота (ibid., 2232); в Икосии раб Корнелиев Афродисий исполнил обет Митре (ibid., 9256), другой раб принес дар Непобедимому богу за своего господина Клавдиана (ibid., 19088); около Ламбеза актор Амплиат поставил надгробие с метрической эпитафией жене (Buecheler, 576); в районе Сикки Венерии найдена метрическая эпитафия раба, сообщавшего о своей честной жизни и о том, что после многих трудов он оставил детей, бедных и надеющихся получить свободу (ibid., 623); там же раб Онезим принес дар Меркурию и Сильвану, видимо, за господ (АЕ, 1908, №65).
Эти записи по характеру не отличаются от аналогичных и современных им надписей Италии. Как и италийские, рабы приведенных африканских надписей имеют семьи, приносят дары и обеты различным богам, располагают средствами, позволяющими им ставить надгробия с эпитафиями. Достойно внимания, что упомянутые в этих надписях рабы носят римские или греческие имена, их господа – имена римские; боги, которых почитают рабы, – римские или общеимперские, как Митра или Непобедимый бог. Обстоятельство это тем более бросается в глаза, что вообще в надписях Северной Африки довольно много местных имен и в них упоминаются, правда сравнительно редко, туземные боги, поименно или как группа «богов Мавров». По-видимому, здесь возможны два не исключающие друг друга предположения. Или рабы местных, недостаточно романизованных, чтобы принять римское имя (что, как известно, отнюдь не всегда было связано с получением римского гражданства), господ были тоже аборигенами, слишком бедными и недостаточно освоившими латинский язык и римские формы культа, чтобы соорудить алтарь, надгробие, сделать надпись; или рабы были чужеземного происхождения, закупались в Италии, Греции, Малой Азии и т. д., и даже если они рождались на месте, то воспитывались в фамилиях своих господ в римских традициях.
При общей скудости эпиграфического материала мы не можем судить о происхождении рабов. Одна отпущенница в своей эпитафии упоминает, что родилась в Александрии, в Египте, другой отпущенник – что родился в Ливии. Но некоторые косвенные данные все же позволяют сделать кое-какие предположения. В длинной стихотворной эпитафии из роскошного мавзолея ветерана и фламина Целлитанской колонии Т. Флавия Секунда, в которой, между прочим, перечисляется, чем славна та или иная провинция, Греция названа в связи с ее рабами pueri (Buecheler, 1552, А, 28). Возможно, что рабов, особенно образованных или обладавших специальными навыками в какой-то профессии, привозили из Греции и других эллинизованных провинций. Они и их родившиеся уже в Африке дети занимали более высокое положение в фамилии, что позволило им оставить дошедшие до нас надписи. Однако, судя по таможенному тарифу от 202 г. из Зараи на юге Нумидии (CIL, VIII, 4508) и по Expositio totius mundi et gentium (60), рабы экспортировались из Мавретании и ввозились с территорий граничивших с империей племен. Нет оснований полагать, что в римской Африке, где и члены сословия декурионов в повседневной жизни еще пользовались туземными языками, не было принадлежавших римским гражданам и перегринам рабов, говоривших на языках местных племен и народов и почитавших местных богов. Но, чуждые римской культуре, они не оставили никаких памятников, сакральных или погребальных. Скорее всего, и положение их в фамилиях было значительно хуже. На подобную мысль наводят два упоминания цен на рабов в Африке. Одно содержится в том же тарифе из Зараи. Пошлина здесь, как обычно, взималась в размере одной сороковой стоимости товара. Так, пошлина за осла назначалась в половину денария, средняя же стоимость осла (как видно из цен, по которым продавали Луция в его бытность ослом: 17, 24, 26, 11 денариев) была около 20 денариев. За раба пошлина равнялась 1,25 денария, т. е. его стоимость предполагалась в 50 денариев.
Вам будет интересно - Реферат: Военное искусство древних германцев
Другое упоминание – в декрете о наказаниях за потравы полей, изданном при Коммоде (АЕ, 1903, № 202), где стоимость раба-пастуха определяется в 500 денариев. Подобная чрезвычайно значительная разница, скорее всего, может быть объяснена, так сказать, качеством рабов. В Северной Африке скотоводство имело очень важное значение и пастухи, так же как в хозяйстве Варрона, должны были быть людьми квалифицированными и в какой-то мере образованными. Богатая вдова, будущая супруга Апулея, Пудентилла, например, имела большие стада (Apul., Apol., 93) и тщательно проверяла отчеты своих пастухов (87), а значит, они были людьми грамотными, способными написать такие отчеты. Поэтому и цена на них была сравнительно высокой, соответствовавшей общеимперским ценам на таких же рабов. Рабы же, не обладавшие ни квалификацией, ни каким-либо образованием, ценились мало и никакими привилегиями в фамилии не пользовались.
Однако, по-видимому, привилегированных рабов вообще было мало, развившиеся в других областях империи методы поощрения их в африканские виллы проникали слабо. В этой связи обращает на себя внимание то обстоятельство, что за редкими исключениями, да и то, очевидно, относящимися к крупным хозяйствам (речь о них более подробно пойдет далее), мы не встречаем здесь столь частых в Италии, а также в некоторых других областях империи надписей фамильных коллегий с магистрами из рабов и фамильными культами домашних Ларов, Гениев господ и богов, носивших эпитеты, производные от имени господина или имения. Сакральные надписи рабов тоже очень малочисленны. В этом отношении Африка II–III вв. напоминает Италию скорее республиканской, чем императорской, эпохи. Здесь, если считать свидетельство надписей достаточно надежным (а в этом вряд ли можно сомневаться, поскольку по количеству найденных надписей Африка уступает только Риму), собственники рабовладельческих вилл, как некогда италийские землевладельцы времен Республики, не пытались как-то ответить на духовные запросы рабов, заинтересовать их морально и, видимо, лишь изредка старались заинтересовать их материально.
Косвенным подтверждением преобладания здесь, если можно так выразиться, «катоновского духа» могут служить упоминавшиеся уже надписи, прославляющие богатство их авторов, умение обогатиться, стать зажиточными землевладельцами. Наиболее выразительна в этом отношении надпись, сообщающая о сооружении в имении амбара и кончающаяся сентенцией: «Сохранить полученное от предков – счастье, приумножить – добродетель» (АЕ, 1909, № 14). По духу такие африканские надписи резко отличаются от современных им надписей Италии и других западных провинций, где даже состоятельные люди старались представить себя бедными, поскольку бедность в те времена стала почти синонимом добродетели, стяжательство же – порока.Если в италийских риторических сборниках богач (неизменно выступает как насильник и негодяй, бедняк – как человек честный и благородный, то в стихотворной африканской контроверсии, посвященной краже золота из храма Нептуна, доказывается, что бедняк по самой своей природе непременно бесчестен и способен на всякое злодеяние (Riese, 21).
Столкновение общеимперской и африканской концепций бедности и богатства мы находим и в «Апологии» Апулея (18–23): противник Апулея Эмилиан попрекает его бедностью, тот же отвечает, что только такой грубый невежда, как Эмилиан, мог вообразить, будто прославляемая философами бедность может показаться отягчающим обостоятельством такому высокообразованному человеку, как слушающий их тяжбу проконсул. Далее, однако, рассчитывая, видимо, на остальную аудиторию, Апулей начинает доказывать, что и его отец, и он сам были люди достаточно обеспеченные, сам же Эмилиан еще недавно ничего не имел, кроме маленького поля. Откровенный культ богатства и накопительства, который был в свое время характерен для Катона.а затем в значительной мере и Цицерона, позволяет полагать, что упомянутые выше особенности эпиграфических свидетельств о рабах африканских вилл не случайны, а связаны со всем строем хозяйства последних, сходным с организацией виллы Катона.
Можно, очевидно, предположить два объяснения этому. Во-первых, области распространения муниципального землевладения были в основном районами зерновых культур, требовавших менее высокой квалификации работников, чем виноградарство, оливководство и садово-огородные культуры. В Италии, как мы пытались показать в другой работе3 , всевозможные попытки материально и морально заинтересовать рабов были тесно связаны с проблемой организации труда квалифицированных работников, которая не могла быть решена без некоторой сознательной их дисциплины, инициативы, тщательности в работе, желаний применить на практике полученные знания. В производящих зерно африканских виллах этот стимул отсутствовал или действовал значительно слабее, чем в Италии. Во-вторых, положение Африки II–III вв. было в какой-то мере аналогично положению Сицилии II–I вв. до н.э., когда последняя являлась житницей Рима. Вряд ли можно считать случайным, что именно к Сицилии этого времени относится подавляющее большинство свидетельств о крайне тяжелом положении рабов и интенсивности их эксплуатации, напоминающих положение и эксплуатацию рабов в Америке нового времени. Видимо, когда Африка в свою очередь стала основным поставщиком зерна для Рима, там тоже должна была интенсифицироваться ничем не прикрытая, основанная на одном принуждении эксплуатация рабов. К тому же вело и быстрое развитие муниципальной жизни, требовавшей огромных затрат граждан на городские нужды. Большая часть африканских муниципальных надписей рассказывает именно о таких затратах: взносы за отправление магистратур, раздача дешевого хлеба во время неурожаев, взносы в алиментарные фонды, постройки водопроводов, бань, рынков, театров, храмов, сооружение статуй богам, императорам, наместникам, устройство игр и угощений для народа по случаю общих и семейных праздников – на все это требовались значительные деньги. Извлечь их муниципальные собственники могли только из продажи произведенных на их виллах сельскохозяйственных продуктов. Никаких дополнительных источников дохода у них не было. Еще Ростовцев обратил внимание на разницу в этом смысле между галльскими и африканскими изображениями землевладельца на рельефах и мозаиках: в первом случае он одновременно и владелец мастерских, и купец, и ростовщик, во втором – только сельский хозяин4 . Следовательно, здесь оставался только путь, указанный Катоном: выжимать из рабов все возможное и сокращать расходы на их содержание, а значит, и на такие попытки их заинтересовать и привлечь, которые увеличивали бы долю необходимого труда рабов за счет доли труда прибавочного.
Похожий материал - Реферат: К вопросу о включении рабов в римское войско при Августе
Наконец, следует иметь в виду еще один фактор. Аналогию данным о рабах мы находим в Африке в сведениях о ремесленниках. Не подлежит сомнению, что последние были здесь, по крайней мере в крупных городах, достаточно многочисленны. Тертуллиан подробно разбирает вопрос о судьбе различных ремесленников, ставших христианами и обязанных воздерживаться от производства предметов, служащих языческому культу и языческой роскоши. Христиан-ремесленников упоминает в письмах Киприан. На городских рынках имелись таберны ремесленников, а также специальные отделения, где продавались те или иные изделия. И вместе с тем надписи ремесленников в Африке крайне редки, причем происходят в основном из Цезареи в Мавретании (CIL, VIII 10938, 21103, 9430; Dossau, 7649, 7690) и, по мнению современных исследователей, относятся ко времени правления Юбы II. Еще более редки – по сути дела единичны – надписи ремесленных коллегий [можно назвать коллегию портных в Волубилисе, носившую имя Меркурия (Dessau, 7291), и сагариев, проживавших в Тубурбо (АЕ, 1915, № 21)]. То же относится к надписям торговцев и их корпораций. Обычно считается, что торговля в Африке сосредоточивалась в руках нескольких крупных компаний, ремесло же было распылено и очень мелко.
Как бы там ни было, средние торгово-ремесленные слои, столь значительные и игравшие столь видную роль в городах Италии, Галлии и некоторых других западных провинций, здесь не сложились. Следовательно, для муниципальных собственников Африки был закрыт тот путь к увеличению своих денежных доходов, которым широко пользовались рабовладельцы других областей империи, сдавая рабов в наем за часть их заработной платы, назначая их инститорами или фактическими владельцами торгово-ремесленных и финансовых предприятий при условии выплаты доли дохода. Из эпиграфических и юридических источников мы знаем, что такие рабы, имевшие в своих пекулиях помещения, инвентарь, рабов-викариев, становились состоятельными людьми, приносившими своим владельцам немалые деньги, что часто уравновешивало недостаточную рентабельность вилл; даже из вилл на период затишья в сельскохозяйственных работах часть рабов отсылалась на заработки. В Африке же, при очевидной бедности и социальном ничтожестве торгово-ремесленных слоев, среди ремесленников вряд ли мог быть большой спрос на подсобную рабочую силу. Раб же, став инститором либо владельцем мастерской или лавки, не имел шансов скопить достаточно средств, чтобы обеспечить какой-то ощутимый доход господину и самому в той или иной мере играть роль в общественной и религиозной жизни.
Все изложенное выше, вероятно, объясняет, почему владельцы африканских вилл не предоставляли рабам той доли самостоятельности, которая отличала значительную часть италийских рабов времен Империи от рабов на вилле Катона. И конечно, малочисленность рабов, оставивших по себе какую-то память, не свидетельствует о том, что не их труд был основным на муниципальных виллах. Этот тип хозяйства оставался наиболее тесно связанным с рабством и позже, видимо, до самого вандальского завоевания5 .
Трудно сказать, насколько в имениях городских собственников была распространена практика сдачи части земли в аренду колонам. Е. Колендо обратил в этой связи внимание на статьи «Дигест», упоминающую африканское имение с рабами и колонами (Dig., XXXIII, 7, 27, 1)6 . Киприан в одном из писем по делу об отпавших во время гонений или за взятку получивших справку, что совершили обряд жертвоприношения, на самом деле ими не совершенный, пишет (Epist., 5, 5), что таким образом они спасли не только себя, но и своих колонов и инквилинов. Поскольку, по содержащимся в трактатах и письмах Киприана данным, земельных магнатов в его время в христианских общинах было очень немного, а те, кто считался там богатым, принадлежали, как и сам Киприан, к муниципальной верхушке, можно полагать, что речь о колонах и инквилинах идет в связи с землями представителей последней. Следовательно, часть территории вилл, так же как это было на вилле Колумеллы и, возможно, Горация, сдавалась мелким арендаторам. Мы не знаем, снимали они землю по договору или сидели на ней из поколения в поколение по обычаю, вносили денежную, натуральную или издольную ренту. Характерно, однако, что, судя по упомянутому письму Киприана, они, во всяком случае к середине века, были настолько обезличены, что засвидетельствованная землевладельцем лояльность государственной религии как бы автоматически гарантировала и их благонадежность. Здесь, несомненно, сказывалось влияние положения колонов экзимированных сальтусов, попадавших во все большую зависимость от собственников последних.