Кузьминых В. И.
Фигура русского казака, приведшего Сибирь «под государеву руку», достаточно подробно описана в дореволюционной исторической литературе. Эту тему затрагивал в своих работах П. Словцов, Г. Спасский, В. К. Андриевич, С. С. Шашков, В.Г .Богораз, Н. Н. Оглоблин и др. [1]. Спектр оценок деятельности служилых людей по присоединению Сибири весьма широк: от рассмотрения казаков как царевых слуг, не щадящих сил и жизни для исполнения воли государя, до представления их в качестве банд грабителей, воюющих даже между собой. Очень популярным в исторической литературе вплоть до 40-х гг. XIX в. было сравнение русских казаков в Сибири с испанскими конкистадорами в Америке из-за их жестокости и жадности в погоне за пушниной, безоглядной храбрости. Впоследствии же в историографии, начиная с 50-х гг., казаки напротив стали изображаться как люди, принесшие народам Сибири передовую русскую культуру и спасшие их от вымирания, а взаимоотношения русских с аборигенами рисовались преимущественно в розовых тонах[2].
Проблеме отношений русских и аборигенов посвящены десятки исторических исследований, рассматривающих ее под различными углами зрения, однако, большинство рассуждений сводится к самооценке русскими своей роли в колонизационном процессе. Туземцы рассматриваются исключительно как страдательный объект, по отношению к которому оценивается деятельность русских в Сибири, а такой немаловажный аспект проблемы, как оценка аборигенами русских, целей и значения их появления в Сибири обычно выпадает из поля зрения. Хотя, на наш взгляд, именно исследуя восприятие туземным населением русских, можно выяснить глубинный причины конфликта между местными народами и пришельцами. Да и сам облик русских казаков - покорителей Сибири невозможно полностью восстановить лишь на основе архивных документов, которые в большинстве своем составлялись царскими чиновниками, предпочитавшими, естественно, умалчивать о некоторых негативных аспектах русско-туземных отношений.
Данная работа представляет собой попытку на основе фольклорного материала осветить эту, долгое время остававшуюся в тени, сторону проблемы взаимоотношений коренного и пришлого населения Сибири и показать завоевателей такими, какими они виделись с точки зрения аборигенов.
Основой для написания работы явились якутские исторические предания, цикл легенд об Эллее, мифологические сказания эвенков и энцев, чукотские «времен войны вести» и корякские сказки. Все эти фольклорные памятники фиксируют события XVII-XVIII вв.[3].
Возможно вы искали - Доклад: Наследство Вигеланда
Вышеперечисленные источники могут быть разбиты на два вида: сказки, исторические и мифологические предания. В сказке находят свое отражение наиболее стабильные явления жизни (например, может быть отражен факт самого присутствия русских, социальные институты, своим возникновением обязанные их приходу, наиболее характерные черты поведения завоевателей и т.п.). Предания же в большинстве своем повествуют об исторических фактах, событиях реально имевших место, что подтверждается и архивным материалом. Правда, в некоторых случаях факты даются опосредованно, т.е. сохраняется реальная основа событий, а связь их объясняется мифологическими мотивами. Но так как в данном исследовании нас интересует не столько канва событий и конкретность фактов, сколько общие впечатления туземцев от знакомства с русскими, то со значительной долей уверенности мы можем опираться на весь массив фольклорных источников.
В фольклоре народов Северо-Востока Сибири для обозначения пришельцев с этнонимом «русский» используется слово «казак». По частоте использования этих названий весь фольклорный материал по данному региону можно разделить на три группы: 1) фольклор народов, легко подпавших под «государеву высокую руку» и мало имевших вооруженных столкновений с русскими (энцы, эвенки), в котором встречается только название «русский»; 2) фольклор народов, покорившихся русским после упорной и продолжительной борьбы (якуты), в котором наряду с «русскими» в преданиях фигурирует и «казак»; 3) фольклор народов, не покорившихся завоевателям или бывших лишь в частичной зависимости (чукчи, коряки), в котором пришельцы представлены исключительно «казаками».
Как видим, образ казака появляется в фольклоре тех регионов Сибири, населению которых пришлось вести вооруженную борьбу с пришельцами. А так как основную роль в боевых действиях играли именно служилые люди, то образ казака в сознании аборигенов формировался как образ человека, чьим основным занятием было «усмирение» «туземцев». В случае же, когда роль «вооруженной руки» в приведении аборигенов в русское подданство была минимальна, казаки в глазах коренного населения ничем не выделялись из общей массы русских. Таким образом, многое из того, что касается русских вообще, будет справедливым и для казаков в частности, хотя, несомненно, образ казака нес в себе и многие специфические черты. Иными словами, казак в фольклоре народов Северо-Востока Сибири помимо черт, характерных только для него, несет и комплекс черт, присущих ему в силу того, что он является русским. Этот комплекс черт является общим как для образа казака, так и для образа русского вообще, а посему, чтобы выделить его, придется рассмотреть образ русского в фольклоре.
Вообще русские являются немаловажной частью картины мироздания аборигенов. Об этом говорит тот факт, что вы данном регионе во всех мифах о творении русские присутствуют как важнейшие участвующие лица. Например, в легенде о появлении разных народов, бытовавшей в северных районах Якутии, рассказывается о трех сыновьях бога, младший из которых - русский - богом-отцом был назначен главенствовать над другими старшими - якутом и эвеном[4]. Нарушение майората в пользу младшего из братьев вносит ощущение несправедливости данного порядка дел, которое, видимо, и призвана сгладить идея о божественном происхождении власти русских. Подобный же сюжет имеется в чукотском мифе о творении, где бог-отец предназначает все народы, кроме чукчей, в рабство русскому.[5] Только чукчи должны быть равными русским. Здесь в мифе отражены остатки свободы, сохраненные чукчами в борьбе с завоевателями. Признание чукчами русских равными себе говорит о том, что пришельцы оказались достойными противниками. Чукчи относились ко всем своим соседям крайне высокомерно и ни один народ в чукотском фольклоре, за исключением русских и самих чукчей, не назван собственно людьми[6].
Вообще русские фигурируют в фольклоре аборигенов Сибири как опасность номер один. В одном якутском предании из цикла об Эллэе якутский богатырь, убитый соплеменниками, умирая, говорит им: «Скоро вы очень пожалеете о моей смерти, когда придут люди с глубоко сидящими глазами и выдающимися носами…»[7].
Похожий материал - Реферат: Современное искусство Финляндии
Приход русских был событием, определившим всю последующую историю аборигенов Сибири. Осознание этого факта фигурирует в фольклоре в виде деления исторического времени на период до русских (время Киргиса) и период после их прихода. Соответственно, сам приход русских очень часто служит точкой отчета в ту или иную сторону для временной привязки события[8].
Прибытие русских осуществляется исключительно по реке на судах. Думается, это не только отражение того факта, что русские для продвижения внутрь континента использовали водные пути, но и сопряжение образа русского с образом реки, который в фольклоре народов Сибири является многозначным символом. Река связывает земной и подземный миры и именно по реке в мир людей приходит все неизвестное, злое, враждебное. Русских приводит человек из соседнего племени в отместку за обиды[9]. Таким образом, само прибытие русских выглядит как вторжение чужого народа с изначально враждебными целями. Уже одним своим видом пришельцы нагоняют страх и гиперболизированный облик, которым награждают русских местные предания, отчасти объясняется тем впечатлением, которое они произвели на коренных жителей. Наиболее реалистичную картину рисуют чукотские предания, но и тут русские выглядят устрашающе: "одежда вся железная, усы как у моржей, глаза круглые железные, копья длиной по локтю и ведут себя драчливо - вызывают на бой "[10]. Поражает и устрашает сам вид пришельцев, не похожих ни на один известный народ, их бешеная храбрость и непредсказуемость, а отнюдь не гром выстрелов. Именно эта загадочность русских, неясность их целей и заставляла туземцев целыми родами в страхе бежать от чужаков. Однако, наибольший ужас на местное население наводила жестокость русских, воспринимавшаяся аборигенами как абсолютно немотивированная, а зачастую и бывшая таковой на самом деле. Отражение такого поведения пришельцев встречается в одном частом мотиве: придя в новую землю, русские разбрасывают бисер, железо, сладости и т.п., а когда туземцы подходят и берут их, дают из засады залп, а оставшихся в живых забирают в плен[11]. Видимо, основой для данного сюжета послужили факты первых контактов местного населения с русскими, когда в случае неудачной торговли служилые и промышленные люди частенько пускали в ход оружие.
В энецких сказках русские («лусэ» фигурируют как народ, движущийся с верховьев Печоры и уничтожающий людей на своем пути: «Найдут народ и… бьют, бьют сразу»[12]. Подобный сюжет обычен и для якутского и для чукотского фольклора. С той лишь разницей, что в якутских преданиях истребление русскими местного населения носит вынужденный характер и не является обязательным исходом конфликта. Роды, согласившиеся платить ясак, сразу же попадали под охрану и защищались русскими от агрессивных соседей. В чукотском же фольклоре истребление чукчей выступает для русских как самоцель, - не случайно конфликт объясняется соображениями мести. Каких-либо рациональных объяснений причины конфликта чукчи найти не смогли. Сбор ясака играет в данном случае второстепенную роль и фигурирует в преданиях в виде сбора меховых шапок с мертвых чукчей[13].
Вообще образ пришельца в чукотском фольклоре несколько отличается от образа, нарисованного якутскими преданиями. Объяснение здесь только одно: якуты вошли в состав России сравнительно легко, боевые действия не отличались особой ожесточенностью. Имея в течение продолжительного времени тесные контакты с русскими, якуты сумели зафиксировать не только негативные, но и позитивные черты пришельцев, которые суммировались в образе русского. Образ же казака характеризуется главным образом именно отсутствием любых позитивных черт и даже принципиальной невозможностью иметь таковые. Все зло, которое пришельцы несли аборигенам Сибири, в первую очередь было связано с самими процессом завоевания, а так как первейшей обязанностью служилых людей было именно приведение коренных народов «во всяческую покорность», то в результате все отрицательные черты, присущие русским вообще, персонифицировались в образе казака.
О том, что казак в фольклоре является воплощением собирательного образа врага, говорит, например, тот факт, что иногда в чукотских сказках казаки, с которыми сражаются чукчи, имеют коряцкие имена. По-видимому, первоначально это были предания о войне с коряками, но для усиления образа врага, для придания ему общей выразительности коряки были названы казаками.
Очень интересно - Доклад: Финский кинематограф
Однако, несмотря на то, что казакам зачатую приписывали то, к чему они реально никакого отношения не имели, казак в фольклоре и казак как историческое лицо имели много общего. Не случайно в чукотском языке слово «Касаимел I» (казакоподобный) имеет значение скверный, грубый, жестокий[14]. Предания содержат описания истязаний, которым подвергались туземцы: убийство мирных жителей, угон оленей, желание истребить всех аборигенов[15]. Как нам кажется, все это не является преувеличением, продиктованным особенностями жанра, имеющим своей целью изобразить противника в наиболее неприглядном виде, а себя выставить исключительно страдающей стороной. Те же предания повествуют об аналогичном обращении с русскими, попавшими в плен, что было бы невозможным, имей все вышеописанные действия какую-либо негативную окраску в глазах аборигенов. Скорее всего, подобное отношение к противнику представлялось делом обычным и практиковалось обеими сторонами. Это подтверждается и архивными документами, в частности, описаниями походов служилых лудей против чукчей в первой половине XVIII в.
Описание жестокости казаков, пожалуй, самый сильный мотив в чукотском фольклоре. С ним перекликаются и сюжеты якутских преданий, в одном из которых повествуется о том, как казаки расстреливают из пушек огромную толпу туземцев[16]. Если для образа русского жестокость по отношению к аборигенам - всего лишь одна из черт, то для казака эта черта является доминирующей. Причем жестоки они не только по отношению к аборигенам. Сказания изобилуют описаниями кровавых стычек между самими казаками[17].
Образ казака в фольклоре неотделим от огнестрельного оружия. Его описание прекрасно отражает то впечатление, которое это оружие произвело на туземцев. В одном из якутских сказаний пушка описывается как «зверь с очень страстной, огненной душой»[18]. Однако, и сами по себе казаки - храбрые и сильные воины, которые к тому же бывают хитры и вероломны. Поэтому лучший выход - прекратить войну и покориться. Многие предания заканчиваются призывом к миру.
Наряду с войной образ казака, да и образ русского вообще связан с торговлей. Торговля рассматривается как одно из основных занятий пришельцев. Торгующих якутов называли «нууча», что означает «русский»[19]. В одном из редких эвенкийских преданий, содержащих упоминание о русских, говорится о меновой торговле между пришельцами и эвенками[20]. В чукотском мифе о творении основной задачей русскому творец ставит производство чая, табака, сахара, соли, железа и торговлю всем этим с чукчами. Всю важность торговли с пришельцами для аборигенов отражает предание, в котором происхождение многих вооруженных конфликтов объясняется нежеланием русских торговать[21].
Осмысленная оценка значения прибытия русских и его последствий встречается лишь в якутском фольклоре. Приход русских ознаменовывается установлением у якутов порядка, прекращением междоусобиц. Русский закон почитался более справедливым, чем обычное право. Русские назначают начальников из «лучших людей», которые разбирают бытовые неурядицы и осуществляют справедливую раскладку ясака. Однако, вместе с приходом русских начинается насильственная христианизация и отмирание старых обычаев, с появлением русских связано и распространение новых болезней.
Вам будет интересно - Реферат: Балет и современный танец в Финляндии
Изменение образа казака происходит в фольклорных памятниках, относящихся к более позднему периоду, когда между коренным и пришлым населением установились довольно мирные отношения. В них мы видим несколько иной образ казака, как человека живущего среди туземцев и имеющего с ними дружеские связи. Но, повторяем, эти предания относятся к периоду, когда русское население уже давно смешалось с местным и в большинстве своем даже перестало считать себя собственно русскими.
Таким образом, в процессе русского завоевания Сибири в ходе неизбежных столкновений у аборигенов вырабатывался и позже отложился в фольклоре собирательный образ русского как врага, который целиком переносится на казаков в силу их деятельности по отправлению служебных обязанностей. Образно говоря, казак в сознании аборигенов был синонимом врага, «человек с ружьем» и уже в соответствии с этой установкой наделялся всеми отрицательными качествами, какие только аборигены могли усмотреть у русских. Нередко и на деле казаки оправдывали свой весьма непривлекательный образ, созданный туземным фольклором.
Список литературы
Словцов П. Историческое обозрение Сибири. М., 1888. Кн. 1; Спасский Г. История плавания россиян… // Сибирский вестник, 1821. Ч.15–16. Гл.11; Андриевич В. К. История Сибири. Спб., 1989. Т.1–2; Шашков С. С. Исторические этюды. СПб., 1872; Богораз В. Г. Чукчи. М.-Л., 1934. Т.1–2; Оглоблин Н. Н. Семен Дежнев // Журнал Министерства народного просвещения, 1890, декабрь.
Сергеев О. И. Казачество на русском Дальнем Востоке в XVII-XIX вв. М., 1983
Эргис Г. У. Исторические предания и рассказы якутов. Якутск, 1960. Т.1–2; Ксенофонтов Г. В. Элейада. М., 1977; Исторический фольклор эвенков. М.-Л., 1966; Мифологические сказки и исторические предания энцев. М., 1977; Богораз А. Г. Материалы по изучению чукотского языка и фольклора. Спб., 1900; Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки. М., 1974.
Похожий материал - Реферат: Баня национальное достояние Финляндии
Эргис Г. У. Очерки по якутскому фольклору. М., 1974. С.144
Богораз В. Г. Материалы… 1900. С.160.
Там же.
Ксенофонтов Г. В. Указ. соч. С. 101.