М. Л. Гаспаров
Знаменитых сочинителей трагедий в Афинах было трое: старший — Эсхил, средний — Софокл и младший — Еврипид. Эсхил был могуч и величав, Софокл ясен и гармоничен, Еврипид напряжен и парадоксален. Один раз посмотрев, афинские зрители долго не могли забыть, как его Федра терзается страстью к пасынку, а его Медея с хором ратует за права женщин. Старики смотрели и ругались, а молодые восхищались.
Эсхил умер давно, еще в середине столетия, а Софокл и Еврипид скончались полвека спустя, в 406 г., почти одновременно. Сразу пошли споры между любителями: кто из троих был лучше? И в ответ на такие споры драматург Аристофан поставил об этом комедию «Лягушки».
«Лягушки» — это значит, что хор в комедии одет лягушками и песни свои начинает квакающими строчками: «Брекекекекс, коакс, коакс! / Брекекекекс, коакс, коакс! / Болотных вод дети мы, / Затянем гимн, дружный хор, / Протяжный стон, звонкую нашу песню!»
Но лягушки эти — не простые: они живут и квакают не где-нибудь, а в адской реке Ахероне, через которую старый косматый лодочник Харон перевозит покойников на тот свет. Почему в этой комедии понадобился тот свет, Ахерон и лягушки, на то есть свои причины.
Возможно вы искали - Изложение: Менехмы, или Близнецы (Menaechmi)
Театр в Афинах был под покровительством Диониса, бога вина и земной растительности; изображался Дионис (по крайней мере, иногда) безбородым нежным юношей. Вот этот Дионис, забеспокоившись о судьбе своего театра, подумал: «Спущусь-ка я в загробное царство и выведу-ка обратно на свет Еврипида, чтобы не совсем опустела афинская сцена!» Но как попасть на тот свет? Дионис расспрашивает об этом Геракла — ведь Геракл, богатырь в львиной шкуре, спускался туда за страшным трехглавым адским псом Кербером. «Легче легкого, — говорит Геракл, — удавись, отравись или бросься со стены». — «Слишком душно, слишком невкусно, слишком круто;
покажи лучше, как сам ты шел». — «Вот загробный лодочник Харон перевезет тебя через сцену, а там сам найдешь». Но Дионис не один, при нем раб с поклажей; нельзя ли переслать ее с попутчиком? Вот как раз идет похоронная процессия. «Эй, покойничек, захвати с собою наш тючок!» Покойничек с готовностью приподымается на носилках: «Две драхмы дашь?» — «Нипочем!» — «Эй, могильщики, несите меня дальше!» — «Ну скинь хоть полдрахмы!» Покойник негодует: «Чтоб мне вновь ожить!» Делать нечего, Дионис с Хароном гребут посуху через сцену, а раб с поклажей бежит вокруг. Дионис грести непривычен, кряхтит и ругается, а хор лягушек издевается над ним: «Брекекекекс, коакс, коакс!» Встречаются на другом конце сцены, обмениваются загробными впечатлениями: «А видел ты здешних грешников, и воров, и лжесвидетелей, и взяточников?» — «Конечно, видел, и сейчас вижу», — и актер показывает на ряды зрителей. Зрители хохочут.
Вот и дворец подземного царя Аида, у ворот сидит Эак. В мифах это величавый судья грехов человеческих, а здесь — крикливый раб-привратник. Дионис накидывает львиную шкуру, стучит. «Кто там?» — «Геракл опять пришел!» — «Ах, злодей, ах, негодяй, это ты у меня давеча увел Кербера, милую мою собачку! Постой же, вот я напущу на тебя всех адских чудищ!» Эак уходит, Дионис в ужасе; отдает рабу Гераклову шкуру, сам надевает его платье. Подходят вновь к воротам, а в них служанка подземной царицы: «Геракл, дорогой наш, хозяйка так уж о тебе помнит, такое уж тебе угощенье приготовила, иди к нам!» Раб радехонек, но Дионис его хватает за плащ, и они, переругиваясь, переодеваются опять. Возвращается Эак с адской стражей и совсем понять не может, кто тут хозяин, кто тут раб. Решают: он будет их стегать по очереди розгами, — кто первый закричит, тот, стало быть, не бог, а раб. Бьет. «Ой-ой!» — «Ага!» — «Нет, это я подумал: когда же война кончится?» — «Ой-ой!» — «Ага!» — «Нет, это у меня заноза в пятке... Ой-ой!.. Нет, это мне стихи плохие вспомнились... Ой-ой!.. Нет, это я Еврипида процитировал». — «Не разобраться мне, пусть уж бог Аид сам разбирается». И Дионис с рабом входят во дворец.
Оказывается, на том свете тоже есть свои соревнования поэтов, и до сих пор лучшим слыл Эсхил, а теперь у него эту славу оспаривает новоумерший Еврипид. Сейчас будет суд, а Дионис будет судьей; сейчас будут поэзию «локтями мерить и гирями взвешивать». Правда, Эсхил недоволен: «Моя поэзия не умерла со мной, а Еврипидова умерла и под рукой у него». Но его унимают: начинается суд. Вокруг судящихся уже новый хор — квакающие лягушки остались далеко в Ахероне. Новый хор — это души праведников: в эту пору греки считали, что те, кто ведет праведную жизнь и принял посвящение в таинства Деметры, Персефоны и Иакха, будут на том свете не бесчувственными, а блаженными. Иакх — это одно из имен самого Диониса, поэтому такой хор здесь вполне уместен.
Еврипид обвиняет Эсхила: «Пьесы у тебя скучные: герой стоит, а хор поет, герой скажет два-три слова, тут пьесе и конец. Слова у тебя старинные, громоздкие, непонятные. А у меня все ясно, все как в жизни, и люди, и мысли, и слова». Эсхил возражает: «Поэт должен учить добру и правде. Гомер тем и славен, что показывает всем примеры доблести, а какой пример могут подать твои развратные героини? Высоким мыслям подобает и высокий язык, а тонкие речи твоих героев могут научить граждан лишь не слушаться начальников».
Похожий материал - Изложение: Лузиада (Os Lusiadas)
Эсхил читает свои стихи — Еврипид придирается к каждому слову: «Вот у тебя Орест над могилою отца молит его «услышать, внять...», а ведь «услышать» и «внять» — это повторение!» («Чудак, — успокаивает его Дионис, — Орест ведь к мертвому обращается, а тут, сколько ни повторяй, не докличешься!» ) Еврипид читает свои стихи — Эсхил придирается к каждой строчке: «Все драмы у тебя начинаются родословными: «Герой Пелоп, который был мне прадедом...», «Геракл, который...», «Тот Кадм, который...», «Тот Зевс, который...». Дионис их разнимает: пусть говорят по одной строчке, а он, Дионис, с весами в руках будет судить, в какой больше весу. Еврипид произносит стих неуклюжий и громоздкий: «О, если б бег ладья остановила свой...»; Эсхил — плавный и благозвучный: «Речной поток, через луга лиющийся...» Дионис неожиданно кричит: «У Эсхила тяжелей!» — «Да почему?» — «Он своим потоком подмочил стихи, вот они и тянут больше».
Наконец стихи отложены в сторону. Дионис спрашивает у поэтов их мнение о политических делах в Афинах и опять разводит руками: «Один ответил мудро, а другой — мудрей». Кто же из двух лучше, кого вывести из преисподней? «Эсхила!» — объявляет Дионис. «А обещал меня!» — возмущается Еврипид. «Не я — язык мой обещал», — отвечает Дионис еврипидовским же стихом (из «Ипполита» ). «Виноват и не стыдишься?» — «Там нет вины, где никто не видит», — отвечает Дионис другой цитатой. «Надо мною над мертвым смеешься?» — «Кто знает, жизнь и смерть не одно ль и то же?» — отвечает Дионис третьей цитатой, и Еврипид смолкает.
Дионис с Эсхилом собираются в путь, а подземный бог их напутствует: «Такому-то политику, и такому-то мироеду, и такому-то стихоплету скажи, что давно уж им пора ко мне...» Хор провожает Эсхила славословием и поэту и Афинам: чтобы им поскорей одержать победу и избавиться и от таких-то политиков, и от таких-то мироедов, и от таких-то стихоплетов.
Список литературы
Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Зарубежная литература древних эпох, средневековья и Возрождения: Энциклопедическое издание. / Ред. и сост. В.И.Новиков – М.: «Олимп» ; ООО «Издательство ACT» , 1997. – 848 с.