ПОМОГИТЕ НАПИСАТЬ ИЗЛОЖЕНИЕ 70 СЛОВ ДО ЗАВТРА, ЗАВТРА ЭКЗАМЕН Серпилин. Федор Федорович Серпилин, в полку которого остался Синцов, был человек с одной из тех биографий, что ломаются, но не гнутся. В его послужном списке было отмечено много перемен, но, в сущности, он всю жизнь занимался одним делом - как умел, по-солдатски, служил родине. Он происходил из семьи сельского фельдшера, отец его был русским, а мать - касимовской татаркой, сбежавшей из дома и крестившейся, чтобы выйти замуж за его отца. В глухих мещерских лесах Серпилин провел свое детство и оттуда, повторяя путь отца, восемнадцатилетним парнем уехал учиться в фельдшерскую школу в Рязань. Зимой семнадцатого года фельдшер Серпилин участвовал в первых братаниях, а осенью, как выборный командир батальона, дрался с немцами, наступавшими на красный Питер, и закончил гражданскую войну, командуя полком на Перекопе. Сколько помнил себя Серпилин, он почти всегда учился: прошел курсы переподготовки, потом готовился в академию, кончал ее, потом, переучиваясь на танкиста, служил в механизированных частях, а затем, снова вернувшись в пехоту и два года прокомандовав дивизией, стал преподавать в той самой академии, которую пять лет назад кончил сам. Но и здесь он продолжал учиться, все свободное время зубря немецкий язык - язык наиболее вероятного противника. Когда его в тридцать седьмом году вдруг арестовали, то, как ни странно, поставили ему в вину даже этот немецкий язык и подлинники немецких уставов, отобранные на квартире при обыске. Непосредственным поводом для ареста послужили содержавшиеся в его лекциях и бывшие тогда не в моде предупреждения о сильных сторонах возрожденного Гитлером вермахта. В конце концов ему дали, в сущности, без суда, десять лет. Время заключения в сознании Серпилина было прежде всего бездарно потерянным временем. Вспоминая теперь, на войне, эти пропащие четыре года, он скрипел от досады зубами. Но за все эти годы он ни разу не обвинил советскую власть в том, что с ним было сделано: он считал это чудовищным недоразумением, ошибкой, глупостью. Выпустили его так же неожиданно, как и посадили. Он вернулся в Москву в первый день войны и хотел только одного - поскорее оказаться на фронте. Его старые товарищи, сделавшие все, что было в их силах, для его освобождения, помогли ему и тут: он ушел на фронт, не дожидаясь ни переаттестации, ни даже восстановления в партии. Спрашивается, кому же перед этой войной понадобилось лишить армию таких людей, как Серпилин? Конечно, на них свет клином не сошелся, армия выиграет войну и без них. Но почему без них? Какой в этом смысл? Об этом он думал сегодня, перед рассветом, лежа на охапке сена принесенного ординарцем. Вчерашнее затишье не радовало Серпилина. Он понимал, что немцы оставили его в покое не потому, что потеряли надежду смять его полк, а потому, что они, к сожалению, умело маневрировали своими силами. Они прорвали фронт и слева и справа от Могилева - это было ясно по звукам удалявшегося к востоку боя. Последний приказ, пришедший в дивизию перед тем, как прервалась связь с армией, гласил: прочно удерживать позиции. Думая о предстоящем, Серпилин больше всего боялся получить запоздалый приказ на отход. Впрочем, если с утра начнется бой, тут уже от немцев и захочешь, а не оторвешься. А бой будет. С запада гулко и отчетливо грохнуло: немцы положили сразу несколько снарядов. Синцов вскочил и спросонок стал шарить вокруг себя, ища пилотку. - Значит, остался? - неторопливо стряхивая с себя стебли сена, сказал ему Серпилин. - Теперь уж жалей не жалей... Синцов промолчал. - Ну что ж, пойдем со мной в батальоны. Хотел бой видеть, сейчас увидишь.Бой, возобновившийся на фронте серпилинского полка, продолжался трое суток, почти не затихая.